Placebo - Sleeping With Ghosts piano
Этот день он выбрал для прогулки случайно. Пейзаж, расстилавшийся за окном, поманил спокойствием и белизной свежевыпавшего снега. Спешно собравшись, он исчез из театра, пряча лицо и надеясь остаться не узнанным. В такую-то рань не многие уже занимались делами.
Непродолжительная пешая прогулка - он достиг своей цели за час. Шаг его был полон необычайной легкости - в тиши замка и ближних территорий, погруженных в утреннюю дрему, скованных белым покрывалом... Земля пружинила под ногами, словно подбрасывая в воздух, словно предлагая оттолкнуться - и отправиться в полет.
Поместье де Грасия отгораживала стена в половину его роста - камень, оплетенный лозой, служил не преградой, а обозначением владений. Рихтер жалел ломкие в мороз побеги - он знал каждую выщербину так, что они служили ему словно ступени, позволяя взлететь на стену - и спрыгнуть на той стороне, лишь мгновение промедлив, чтобы убедиться в отсутствии встречающих. Его путь лежал среди деревьев, тянувших к небу оголенные серо-коричневые ветви, тонкие, хрупкие, лишь кое-где сохранившие припорошенные снегом пригоршни ягод да несколько чудом удержавшихся высохших листьев. Всюду царило безмолвие - под легким шагом вампира снег не скрипел, повинуясь таинственным законам тех изменений, что произошли с родом человеческим. Не та цена, о которой следовало бы стенать.. Скорее непрошеное благословение, как луч надежды на то, что им дан еще один шанс. Возможно, последний.
Когда небольшая роща кончилась, взгляду предстала одинокая открытая небу галерея из старого, замшелого серого камня. Ни деревья, ни кусты, казалось, не смели к ней приблизиться. В отличие от посетителя, замедлившего шаг - замешкавшись у входа, где в каменной чаше сверкал лед застывшего родника, Рихтер все-таки подобрал горсть снега, пробуя на вкус колкий холод. И только тогда шагнул под арку входа. Ближайшая могила принадлежала отцу - его суровый профиль, выбитый на надгробии, притягивал взгляд. Но шага де Грасия не замедлил, даже не оглянулся. Его интересовал совершенно другой человек...
На могиле Сантино изображений не было - только скульптура, скрывающая собой урну с прахом.
читать дальше Легкомысленно опершись о надгробие и вскинув взгляд в небо, юный полуобнажённый ангел лукаво улыбался собственным мыслям. Его выточенные в холодном мраморе черты носили следы столь разительного сходства с Сантино, что ошибиться в натурщике не представлялось возможным.
Поравнявшись с ним, вампир постоял, оглядываясь. За склепом ухаживали - не сама семья, конечно, но прислуга не халтурила. А вот цветы, венчавшие чело ангела и примерзшие к камню, скорее всего, принёс кто-то из родных. Белые бутоны любила матушка...
Изображённый скульптором в натуральный рост, Сантино казался чуть ниже Рихтера из-за позы. Сняв перчатку, он стряхнул с мраморных кудрей собравшийся снег, провёл по глазам, обращённым к небу - каменные веки оставались недвижны под его рукой. Сантино не смог бы на него посмотреть, даже если бы захотел. Стереть лукавую улыбку с его губ Рихтер тоже был не в силах - увековеченная в мраморе, она оставалась памятником поражению. Он мог бы снести статуе голову и разбить это лицо о камни, если бы то не было ещё одним свидетельством капитуляции. Мёртвым - мёртвое, мертвые остаются в прошлом, забытые.
Рихтер закрыл глаза. Лицо брата вставала перед его глазами, как живое - в мельчайших деталях. Юное, с точеными чертами, с игривой родинкой на скуле, выглядывающей из-за выбившегося золотистого локона. Прозрачно-голубые глаза смотрели на него с легким насмешливым прищуром. Он улыбался - той улыбкой, которую столь точно запечатлел скульптор.
- Когда-нибудь эта могила придёт в упадок, - говорил Рихтер Сантино, беззвучно шевеля губами. - Когда-нибудь никто не узнает тебя в скульптуре, Сантино. Когда-нибудь один из потомков семьи отдаст приказ перекопать эту землю, перезахоронив твой прах где-нибудь в углу, за оградой, чтобы освободить хорошее место для того, кто был ему дорог. Твоё время прошло, Сантино. Улыбайся, только это тебе и осталось.
Сантино сдул с лица волосы, состроив на миг обиженную гримасу.
- Ну, что за манеры, дорогой брат! Такие редкие встречи - и ты такой бука, будто совсем не рад меня видеть. Скверно! Но будь по-твоему, раз этот тон разговора тебе милее. Как ты там сказал? "Только это"? Но всё-таки больше, чем тебе, братец. Ты только и можешь, что следовать за кем-либо послушной тенью. Для этого ты был рожден. Какое несчастье для тебя, что Фауст искал в своём брате не тень, а соратника. Брата, а не почитателя. Ты обвиняешь меня в том, что я украл его - но на самом деле, Эрих, такое ничтожество как ты вообще не имело на него прав. И ты, Эрих, это знаешь.. Ты знаешь, что я говорю правду, с самого начала это знал.
Полузабытое имя жалило сильнее слов.
- Ты мог бы быть снисходительнее ко мне, знаешь? - пробормотал Рихтер в замешательстве. - Хотя бы по праву победителя...
- Действительно, да? Снисходительность к собственному убийце? Знаешь, у нас тут, на небесах, о снисходительности знают побольше твоего - и подобного испытания не предложат. Не в силах человеческих...
- Даже если бы я просил о прощении? Разве не ценен грешник раскаявшийся?
- Не смеши меня так, дорогой брат. Покаяние? Нет... Не раскаяние не дает тебе покоя, а одно лишь неумение смириться с поражением. Ты проиграл с самого начала, помнишь? У тебя не было ни одного шанса на победу. Ты всегда это знал.
- Какой же ты лжец, невыносимый лжец... - прошептал Рихтер и, наклонившись, попытался согреть капризные уста дыханием.. поцелуем. Холод, неизбывный холод мрамора под губами и пальцами, ласкающими скулу статуи.
Этот холод пробирал до костей.
- Бежишь от разговора? Бежишь от прошлого, бежишь от правды - от самого себя. Рихтер? Не смеши меня. Ты взял другое имя - но ничуть не изменился. Как всегда, трусишь...
Отшатнувшись, Рихтер прислонился к стене, прижался затылком, глядя вверх - светлая хмарь неба, раскинувшегося в обрамлении стен галереи, обещала продолжение снегопада к вечеру. Снег скроет его следы - что же, довольно удачно. Он не подумал о том, что их цепочка может кого-то заинтересовать - а стоило бы. Рихтер глубоко вздохнул и медленно выдохнул - изо рта вырвалось облачко пара. Затягивать визит не стоило, но это место... Оно хранило воспоминания, бередило - и в тоже время оставляло в итоге странное ощущение умиротворения, пусть и с привкусом горечи. Здесь было спокойно...
Оттолкнувшись от стены, он в последний раз скользнул глазами по скульптуре брата и, отвернувшись, прошел дальше, натягивая перчатки и скользя взглядом по именам, затейливой вязью выбитым на табличках, и декоративным элементам, которым когда-то столь старательно нанесли повреждения,подделывая следы времени. Здесь не было предков де Грасия - одни имена.. То ли придуманные Эдвардом, то ли древо, воссозданное по памяти. В разрушенном мире не осталось ничего, кроме нее.
Теперь эти имена легко всплывали и в его памяти - он знал их с детства, частенько уединяясь среди этих стен со списками стихов в те дни, когда находиться рядом с братьями было совершенно невыносимо и его самоконтроль давал трещины.
- Луциан, Маргарита, Эстель, Грегори, Магдалина, Флориано... Господа однофамильцы, - пробормотал Рихтер, выдавив смешок - и дернулся, когда на него ответили! Он стремительно развернулся к арке и замер. Любопытно наклонив голову, на него смотрел ворон. Чернота его перьев изумительно выделялась на снегу, чью белизну нарушала лишь цепочка птичьих следов да кое-где проглядывавшая из-под тонкого покрова увядшая трава. А его глаза... Де Грасия, казалось, перестал дышать. Когда их глаза встретились, он.. Он был готов поверить.. Поклясться...
- Ты без рыцарского знака – смотришь рыцарем, однако, сын страны, где в царстве Мрака Ночь раскинула шатёр! - прошептал он. - Как зовут тебя в том царстве, где стоит её шатёр?...
.. и ворон каркнул! Коротко, отрывисто, звучно - прыгнув ближе! Парализованный потрясением, безумной смесью священного ужаса, отчаянного ожидания - и горечью предчувствия, де Грасия ощущал себя гостем безумного, фантасмагорического бреда.
- Адский дух иль тварь земная, – онемевшими губами продолжил Рихтер, чувствуя, как забилось сердце в горле. - Ты – пророк. И раз уж Дьявол или вихрей буйный спор занесли тебя, крылатый, в дом мой, ужасом объятый, в этот дом, куда проклятый Рок обрушил свой топор, – говори: пройдёт ли рана, что нанёс его топор?..
Голос его дрогнул, дыхание перехватило - и ответное карканье сдавило виски болью.
- Вот твой ответ...
Прикрыв глаза, де Грасия медленно, неосознанно опасаясь спугнуть птицу, провел рукой, стирая наваждение. Прохлада перчаток быстро исчезала, согретая кожей горящего лица. Не отнимая руки, он криво ухмыльнулся - и резко вскинул голову.
- Каркнул ворон: "Nevermore"! - вскричал Рихтер, передразнивая птицу. - Нет, убирайся! Довольно..
Подхваченный эхом, его смех смешался с раздражённым карканьем и хлопаньем крыльев, заметавшись по склепу, отражаясь от стен, постепенно угасая до неразборчивого гула. Шёпот мёртвых долго не хотел стихать - то ли недовольны вторжением, то ли рады хоть такой компании. И в этом эхе... он наклонил голову. Ему показалось, или? Да нет, показалось. В галерее было пустынно. Никто, кроме него, не нарушал сегодня ее покоя.
"И все-таки.. "
Рихтер вдруг понял, что его встревожило. Следы. Следы птицы, его следы... И еще одна цепочка, протянувшаяся рядом. Выпрямившись, он медленно развернулся ко входу в галерею.
- Я знаю, ты здесь, - громко проговорил вампир, нащупывая рукоять шпаги. - Покажись!
*стихи Эдгара Алана По, пер. Altalena